София молча смотрела на дядю.

«Пора рассказать ему про архив, – подумала она. – Он, конечно, расстроится, но я все объясню, и он поймет мой поступок».

София даже рот открыла, собираясь говорить, только слова наружу почему-то не пошли.

Шадрак же покачал головой и сказал:

– Ладно, хватит про министерство, у меня актуальней новости есть. И хорошие, и плохие.

София опустилась на свое место:

– И что же за новости?

– Сегодня я получил письмо от Майлза. Помнишь, они продвигались к Жуткому морю в надежде разыскать человека, вроде бы знавшего о местонахождении Авзентинии?.. Так вот, тот человек умер, причем они всего чуть-чуть опоздали с ним повидаться, – произнес он, глядя в тарелку.

Затем поднял глаза:

– Мне очень жаль, Софочка.

А она-то надеялась!..

– Так они вовсе ничего не узнали?

– Майлз лишь упоминает, что того человека не оказалось в живых. Большая часть письма посвящена нападению, которому они стали свидетелями… Ну, не само нападение, но его непосредственные последствия. Поселенцы из Коннектикута атаковали индейский городок возле границы… – Шадрак провел пятерней по волосам. – Мы с премьером Блаем три часа сегодня просидели впустую. Пытались найти решение, но так и не смогли.

На самом деле Новый Запад начал разительно меняться еще с прошлого лета, когда правительство заняло бескомпромиссную позицию по отношению к инородцам и принялось депортировать неграждан. София давно уже отмечала про себя оскудевшие витрины, отъезд былых соседей – уроженцев Индий, исчезновение знакомых вагоновожатых в трамваях… наконец, некое установившееся единообразие среди жителей Бостона. Ни тебе коробейников из Пустошей, предлагающих бирюзу, ни хиромантов из Индий с их «совершенно точными» предсказаниями судьбы. Куда-то подевались даже выходцы из Индейских территорий или из штата Новый Акан, хотя уж они-то имели полное право здесь находиться!

Наверное, эти люди считали закрытие границ глупостью несусветной. Территории и Новый Акан располагались в непосредственном соседстве с теми же Пустошами: чуть не у каждого там жили родственники и друзья. Для этих людей «настоящими» инородцами были переселенцы из Коннектикута, которые, плюя на все правительственные договора, знай себе захватывали земли Индейских территорий. Соответственно, между местными и приезжими росло напряжение. Многим казалось, что премьер-министр Сирил Блай, желавший открыть границы и мирным способом решить земельные споры, слишком поздно занял свой пост. С января, когда его назначили, число новых конфликтов превысило количество урегулированных – и это при его всем известном искусстве переговорщика.

София тяжело вздохнула:

– А хорошие вести?..

– Состоят в том, что Майлз уведомил меня о скором возвращении экспедиции. Представь: мы тут с тобой сидим разговариваем, а они прямо сейчас домой направляются! – Шадрак попробовал улыбнуться. – В общем, того гляди, и правда скоро нагрянут.

«Наконец-то!» – подумала София. Вслух же спросила:

– И когда, по-твоему, их ждать?

– Пожалуй, в любой день. Представляю, как ты радуешься возвращению Тео!

– Да! – совершенно правдиво ответила София.

Без Тео у нее с поисками родителей не ладилось… и вообще.

Хотя, правду молвить, с поисками Тео ей не очень-то помогал. Когда они вдвоем отправились в бостонскую Публичную библиотеку, София много часов рылась в книгах, читала, читала… Тео же провел за читальным столом едва ли пару минут – и удрал болтать с другими посетителями библиотеки. А эта его привычка постоянно выдавать шуточки, даже о вещах более чем серьезных! Когда многообещающая зацепка в очередной раз оборачивалась глухим номером, он неизменно принимался прикалываться – и не закрывал рта, пока София тоже не начинала смеяться. Может, поэтому у нее без него и дело застопорилось? Если подумать, утыкаться в тупик вовсе не здорово. А он умудрялся все обставлять так, словно ничего смешнее на свете-то не было!

София и Шадрак молча сидели над нетронутыми тарелками. На стене громко тикали кухонные часы.

«Пора уже мне что-то сказать, – думала София. – Нужно объяснить ему про архив».

– Я сегодня еще в один архив заглянула, – произнесла она торопливо, понимая, что «по здравом размышлении» опять промолчит.

Дядя немного помолчал, потом изобразил интерес:

– В самом деле?

София видела по глазам: ему самому было стыдно за наигранное веселье, и преисполнилась сострадания.

«Вот и я чувствую то же, – подумалось ей. – До чего противно лицемерить».

Ей мучительно захотелось сказать что-то такое, что все исправило бы. О том, как она скучала по его урокам картологии, как нуждалась в его помощи… А главное – что она все понимала и он, невзирая ни на что, оставался ее любимым дядей Шадраком…

Разговоры о поисках Минны и Бронсона с некоторых пор сделались для них больной темой. Оба чувствовали себя глубоко виноватыми. Шадрак – потому, что ничего по этому поводу не предпринимал. София – потому, что своими упорными усилиями невольно обвиняла дядю в бездействии… Ей вдруг напрочь расхотелось рассказывать ему про нигилизмийский архив.

– Ага, – сказала она, выдавая все ту же ненастоящую улыбку. – Правда, пока ничего полезного не нашла. Если найду, обязательно расскажу.

– Жду с нетерпением! – отозвался Шадрак. – Слушай, давай поужинаем наконец. Ну и деньки – один другого длинней… Ты уж прости, Софочка. Куда мне деваться, сейчас поедим, и опять в кабинете закроюсь. Работа такая…

София кивнула, старательно пряча разочарование.

– Давай ужинать, – сказала она. – Я же понимаю.

1 июня 1892 года, 7 часов 59 минут

На следующий день она явилась в нигилизмийский архив к самому открытию. В дверях возник лысый сотрудник, и София внимательно вгляделась в его лицо, ища судьбоносного знака: тревоги, ярости, подозрения… Ни того, ни другого, ни третьего. Она показала карточку, он безразлично кивнул. «Пронесло… на сегодня!» София кивнула в ответ и направилась в комнату сорок пять.

Угрызение любезно предложила ей разместить указатели за восемьдесят второй год на одном столе, чтобы София могла без задержки приступить к своим разысканиям. Углубившись в работу, она вскоре подметила, что книги оказались передвинуты. Тома с первого по пятый, которые она уже посмотрела, все так же аккуратной стопкой высились по левую руку. А вместо шестого тома, к которому она собиралась приступить, София обнаружила перед собой том двадцать седьмой.

Она отправила его на тележку, где ему и было самое место, и взялась за шестой.

София трудилась со всей мыслимой скоростью, просматривая строчку за строчкой. Всякий раз, переходя к новому заголовку, она слышала эхо знакомого голоса, который побуждал ее торопиться. «Разыщи нас, пока мы еще дышим!»

«Я пытаюсь, – безмолвно отвечала она. – Я правда пытаюсь…»

Угрызение трудилась неподалеку. Обмахивала от пыли книжные полки, расставляла по порядку тома. Дождавшись, пока Ли выйдет из комнаты, она приблизилась к читальному столу и отложила щетку.

– Как дела? – ровным голосом осведомилась она.

– Движутся, – отозвалась София и снова уткнулась в бесконечные указатели.

Лишь мгновением позже до нее дошло, что Угрызение продолжала стоять рядом. София встревоженно подняла взгляд:

– А… у вас дела как?

– Тоже движутся, – ответила немногословная архивистка. – Я просто к тому, что мне здесь недолго осталось работать. Уезжаю с миссией нашей веры.

София удивленно моргнула:

– Куда, если не секрет?

– В Папские государства, – сказала Угрызение. Потом в свою очередь спросила: – Что вы думаете о таких миссиях?

София нахмурилась – и ответила правду:

– Ну… я не знаю.

Угрызение кивнула:

– Некоторые ниги полагают, что это благочестивейшая на свете работа. Мы отправляемся в другие эпохи, дабы побудить их следовать истинному пути… Я слышала, в прошлом году миссия, работавшая в Папских государствах, предотвратила несчастный случай, который чуть было преждевременно не оборвал жизнь Христофора Колумба…