Я наконец-то как следует перевела дух и открыла глаза. Меня спас обломок корабельной мачты, но спасти саму «Пустельгу» никто уже был не в силах. Я видела, как некогда величественный корабль разваливается на куски, превращаясь в сломанную игрушку, словно бездна морская поглощала его…

4

Гадание

Что в особенности отравляло жизнь всю зиму и всю весну, так это отказ хронометра.

В Бостоне часы висели на каждом углу. Каждый гражданин Нового Запада носил с собой особые жизнечасы. Вдобавок к ним у каждого гражданина имелся внутренний хронометр, достаточно надежно «тикавший» в недрах сознания двадцать четыре часа в сутки…

Вот этот-то хронометр у Софии и не работал.

Она очень легко теряла счет времени, что причиняло ей бесчисленные неудобства и служило постоянным поводом для неловкости и стыда. Минувшим летом она с этим обстоятельством почти примирилась. Так вышло, что она осознала: отказ внутренних часов мог оказаться очень даже полезным. Если она сосредотачивалась на чем-то одном, вдумываясь в каждую деталь, целый час, бывало, пролетал мимо и казался мгновением. А если она, наоборот, приглядывалась к летучему мгновению, открывая его таинственные глубины, секунда легко растягивалась на целый час.

Беда в том, что вместе с зимней стужей подкралась печаль. Сперва – тоненьким ручейком, после – сокрушительным валом. Из-за этой грусти сосредоточение сделалось решительно невозможным. София утратила способность по своему произволу сжимать и растягивать время, текущее мимо нее. Вновь сделалась беспомощной щепкой в безбрежном потоке часов, минут и секунд…

Что ж, теперь она чувствовала, как навык сосредоточения постепенно к ней возвращается. Внутри звучал некий ритм, жило мощное и деятельное намерение. В свой первый день за работой в нигилизмийском архиве София без устали рылась в ссылках и списках, пока Угрызение попросту не выгнала ее из комнаты сорок пять: архив закрывался на ночь. София забрала на стойке регистрации свою членскую карточку и со всех ног ринулась домой, стремясь вернуться до сумерек…

Минна не появилась.

Это было, конечно, огорчительно – но не смертельно. София уже оседлала волну. Она даже решила непременно рассказать Шадраку про нигилизмийский архив. Усевшись в кресло возле своего стола, откуда хорошо просматривалась улица Ист-Эндинг, девочка стала ждать.

Чтобы скоротать время, она принялась вспоминать последнее видение Минны, деталь за деталью, словно погружаясь в карту памяти. Меркнущий свет… запах сирени, наплывающий из-за ворот… далекий рокот колес… А вот и сама Минна: темные волосы заплетены в косу и уложены вокруг головы, бесцветное походное платье до земли… длинные ряды пуговок спереди и по рукавам. Ее голос звучал ласково и приглушенно, словно она говорила из-за занавеса. «Затеряны, но не утрачены… отсутствуем, но не исчезли… незримы, но подаем голос. Разыщи нас, пока мы еще дышим!»

Когда она потянулась к Софии, на ее лице мешались нежность и сожаление… А как болталось на ней платье! Так, будто она резко исхудала. И подол казался мокрым и грязным…

София нахмурилась. Ее мысли свернули в неожиданном направлении. Она даже тряхнула головой, пытаясь вспомнить восторг, охвативший ее при виде матери… Не получилось.

Звук шагов по уличной мостовой заставил девочку открыть глаза. Ее дядя подходил к боковой двери. На Софию вдруг накатила волна печали… и захлестнула с головой. Что так подействовало на нее? Возвращение Шадрака? Расплывчатое воспоминание о Минне?.. В любом случае что-то опрокинуло легкую лодку, весь день мчавшую Софию вперед. Она глубоко вдохнула, выдохнула и постаралась отстраненно взглянуть на свое настроение, чтобы окончательно ему не поддаться.

Она понимала, что грустит не о чем-то отдельном, а сразу о многом. Ее печалило, что Шадрак так поздно вернулся из министерства… да небось еще и дома за работу засядет. Ее огорчал его вечно утомленный вид. И то, что на урок картологии, скорее всего, опять времени не останется. Тошно даже вспоминать обо всех картах, лежавших нетронутыми в подвальном хранилище… А еще было совестно пусть и мысленно, но попрекать дядю его занятостью, ведь дела, которыми он занимался у себя в министерстве, очень нужные и важные…

Всего же более Софию расстраивали перемены в ее отношениях с Шадраком. Из-за чего они отдалились? Из-за того, что у него совсем не осталось для нее времени, а ее это обижало?.. Как бы то ни было, дистанция определенно присутствовала. София подумала, что в былые времена уже мчалась бы по лестнице его встречать, и от этой мысли стало совсем худо.

Она медленно поднялась с кресла. Сейчас он посмотрит на нее – по обыкновению усталым, отсутствующим взглядом – и скроется в кабинете.

Когда она спустилась в кухню, Шадрак разбирал брезентовую хозяйственную сумку, воздвигнутую на столик.

– Ты вернулся, – сказала София и заключила его в объятия.

– Да, вернулся. Наконец-то… – И дядя устало обнял ее в ответ. – Не надо было меня ждать. Совсем проголодалась, наверное!

– Ерунда, – ответила девочка и взялась распаковывать принесенные дядей продукты.

Шадрак опустился на стул, движение вышло таким, словно у него совсем кончились силы. Она же внятно расслышала в собственном голосе обиду и горечь.

«И вовсе не ерунда! Я глаза просмотрела, тебя дожидаясь! И так – каждый вечер!»

Поняв это, она сама удивилась. Ей даже показалось, что истинный смысл ее слов внятен настолько же, насколько зримой была накатившая волна скорби. Знать бы, расслышал ли Шадрак?..

– А я голоден, как стая волков, – проговорил дядя, откидываясь на стуле. – Представь, хватал съестное с полок в лавочке Мортона, даже не задумываясь, что беру! Нынче у миссис Клэй выходной, так что она счастливо отдыхает от нашего общества… только желудкам нашим этого не объяснишь!

Значит, не слышал, рассудила София.

Она уткнулась в сумку с покупками, всемерно отворачиваясь от неприятного открытия. Лучше уж сосредоточиться на продуктах!

– Пикули, холодная свинина, сыр чеддер, ржаной хлеб и четыре помидора, – деревянным голосом перечислила она. – Сейчас тарелки достану.

До нее вдруг дошло, что именно этим она и занималась уже который день кряду. Что-то говорила, выдавая желаемое за действительное в надежде, что ее мечты обретут плоть…

Она отодвинула кипу карт, закрывавших доступ к ящику, где хранилось столовое серебро.

– Еще один немыслимый день, – вздохнул Шадрак, поставил локти на стол и подпер ладонями голову. – Опять разбираемся с самовольными захватчиками в Индейских территориях. Сами себя они, конечно, именуют мирными поселенцами. Вот бы им еще хоть каплю здравого смысла! Они ведь как рассуждают? Если им приглянулся клочок земли, не огороженный забором, значит занимай и устраивайся… Большинство, конечно, простые мошенники, но встречаются и нигилизмийцы. Эти настаивают на нашем всемерном продвижении к западу, ибо так оно случилось в Истинной эпохе…

Он закатил глаза:

– Вот же люди, все никак не поймут – мы живем в нашем теперешнем веке, а не воспроизводим какой-то иной!